База данных текущего фонда реквизита Александринского театра Пресса Пресса по спектаклю "Маскарад. Воспоминания будущего". 2014 Ольга Егошина. «Там у устья Леты – Невы»// Новые известия. 29.09.2014
Ольга Егошина. «Там у устья Леты – Невы»// Новые известия. 29.09.2014
Описание
Номер | (45) |
Комплект | Пресса по спектаклю "Маскарад. Воспоминания будущего". 2014 (2) |
Периодическое издание | Новые известия (2) |
Выходные данные (номер, выпуск, дата | 29.09.2014 (1) |
Название статьи | «Там у устья Леты – Невы» (1) |
Тип статьи | рецензия (8) |
Автор текста | Егошина Ольга (1) |
Название спектакля | Маскарад. Воспоминания будущего. 2014 (16) |
Постановщик спектакля | Фокин Валерий Владимирович (19) |
Время создания | 2014 (14) |
Персоналии |
(15)
Бакши Александр Моисеевич (2) Лысенков Дмитрий Олегович (9) Пастух Семен (6) Семак Петр Михайлович (9) Фокин Валерий Владимирович (11) |
Текст статьи | Восьмой международный театральный «Александринский» фестиваль стартовал премьерой «Воспоминания будущего» по драме Лермонтова «Маскарад» и спектаклю Мейерхольда. Постановка худрука Александринки Валерия Фокина воскрешает легендарную последнюю постановку императорского театра (одновременно с премьерой Мейерхольда в стол Сидящий рядом на премьере талантливый и смелый режиссер вздохнул: «Я бы в таком зале ставить не смог. Слишком здесь красиво!» Его легко понять: что же должно идти на сцене, если на минуту повернешь голову и уплывешь за волнами балконов и лож, за мелодией светильников, за зеркалами, засмотришься на потолок с хороводом легких фигур и цветочными гирляндами. Парадный зал Александринки красив ошарашивающе, неотразимо, так, что перехватывает дыхание. В шедевр Росси легко влюбиться, примерно, как Арбенин влюбляется в свою Нину: взглянул и... пропал. И уже необходимо соответствовать, ты уже не сам по себе. Выстраивая сценическую картинку, ты должен вписать ее в этот зал, в эти боковые зеркала, в эти светильники. Недаром же театрального художника Головина времен Александринки называли Головиным Великолепным. Когда над сценой «Воспоминания будущего» висят красочные арки его занавесей, а на авансцену шествуют из глубины маскарадные маски (и то, и другое воссоздано по эскизам художника и по сохранившимся образцам), вам в зале начинает казаться, что даже театральный воздух дрожит от аплодисментов. А звуки вальса Глинки на последнем балу Нины – всего лишь звуковая материализация мелодии линий и красок. В предпремьерном интервью Валерий Фокин развел руками: «Я иногда сам пугался тому, что получается на сцене. Какой-то балет. Я столько лет боролся с этим в театре: с красотой поз, жестов, пением актеров. А вот сейчас сам в это влез. И затягивают, как в воронку, все эти переливы стиха, музыка мизансцен, света, красок. Все наши билетеры, рабочие сцены толпятся в проходах, сидят на ступеньках. Спрашиваю: «Как?» – «Завораживает!» Завораживает – наверное, самое точное определение воздействия этого спектакля. Завораживает сценическое пространство, выстроенное Семеном Пастухом. Художнику удалось объединить цитаты из сценографии Головина со светящимся полом, ощущением леса театральных механизмов, роскошь старого императорского театра и возможности новой Александринки. Композитор Александр Бакши сумел в акустическом пространстве «Воспоминания будущего» объединить музыку Глазунова и Глинки из мейерхольдовской постановки и шепоты, шорохи, завывания не то загробных голосов, не то радиопомех при сеансе вызова духов. Завораживает сам замысел спектакля-колодца, спектакля – спиритического сеанса, в котором оживает и легендарная постановка Мейерхольда, и память первого «Маскарада» на сцене Александринки, когда Каратыгин и Читау разыгрывали дуэтные сцены Арбенина и Нины. Валерий Фокин также безжалостно вымарал всю экспозицию трагедии в игорном доме, всю лихую интригу маскарада, не пожалев даже легкомысленной и чувственной баронессы Штраль и глуповатого Звездича. Весь спектакль сосредоточился на взаимоотношениях Арбенина и Нины, Арбенина и Неизвестного. Замысел-оксюморон «Воспоминания будущего» поставил головокружительные задачи перед сценографом, композитором, режиссером... Но, пожалуй, сложнее всего пришлось исполнителю роли Арбенина. Демона в сюртуке играют в очередь молодой премьер Александринки Дмитрий Лысенков и приглашенный из МДТ лучший трагик России Петр Семак. Начинает же роль и служит ей камертоном запись голоса любимого исполнителя Мейерхольда Юрия Юрьева. Петр Семак потом будет смирять свой низкий баритон под его напевные и капризные интонации. Одетый в юрьевский фрак, с его кудрявым париком на голове этот Арбенин в первую минуту и впрямь покажется галлюцинацией. Но выясняется странная вещь: «воскрешение» духов прошлого – такое прекрасное в музыке и в сценографии – в актерском искусстве скорее мешает. Не потому, что Семак – актер куда крупнее Юрьева, про которого маститый критик обмолвился «актер холодный, как собачий нос». Но потому, что невозможно втиснуться в другую индивидуальность: и фасон не подходит, и парик не сидит. «Показать», как Юрьев играл Арбенина, не сползая в пародию, – слишком скромная задача и для Фокина, и для Семака... Вольтова дуга между актером и зрительным залом возникает в начале второго акта. Сняв парик, скинув фрак, Петр Семак шагнет на авансцену и впервые посмотрит прямо в глаза зрительному залу и с первых же слов возьмет коллективную душу публики в кулак. Сухо, четко, раздумчиво начнет исповедь сегодняшнего женоубийцы (в тексте прямые переклички с делом ресторатора Кабанова). Артист расскажет, как подкатывала тошнотой ревность, как дразнила и ни в грош не ставила жена. Как хотелось, чтобы она замолчала, а над головой свисала веревка, на которой обычно сушили белье... Как потом запер тело в ванной, чтобы не вошли дети. А потом надо было расчленять, прятать по пакетам. Один вывез и выбросил. Два так и остались в багажнике машины, где их нашла полиция... Не звучит музыка, не кружатся пары, не движутся занавеси... Актер смотрит в упор на нас, а кажется – видит эту кухню, ванную, убитую женщину. И сила его воздействия такова, что ты видишь все произошедшее, и долгие дни до убийства, и ад, бушующий в этой искореженной душе. После этого шокового и очищающего монолога ненужной декоративной виньеткой кажутся и явление Неизвестного, и рассуждения о мести, и доказательства невиновности Нины, и умопомешательство Арбенина. Спектакль еще явно будет меняться и уточняться. И тогда под флером прекрасного прошлого черты и боль настоящего проступят и драматичнее, и рельефнее. И Неизвестный в маске Мейерхольда тогда будет восприниматься не шалостью режиссера-энциклопедиста, но духом, явившимся оттуда, где нет воспоминаний и будущего нет... |